Книга Ивана Яковлевича Овчаренко, как сказано в аннотации к ней, «написана в своеобразном жанре». Воспоминания автора охватывают период с 30-х по 90-е годы. Здесь идет речь и о проблемах сельского хозяйства, особенно о внедрении хозрасчета, и о социальных вопросах. «На конкретных примерах показаны возможности науки и производства, руководителя и специалиста, коллектива предприятия.» Рецензент замечает: «Книга И. Овчаренко в некоторых местах написана остро, в критическом направлении, читатель, конечно, вправе соглашаться или нет с теми или иными его оценками». Мы разделяем эту позицию и предлагаем нашим читателям познакомиться с разделом «Управление наукой» из пятой главы книги, которая называется «Хозрасчет и наука».
Из раздела «Социальные вопросы»
Иван ОВЧАРЕНКО
Моя книга, глава о менеджменте в науке, рассуждения об управлении в бывшем СО ВАСХНИЛ, а ныне СО РАСХН, может быть, заставят нас в очередной раз оценить значение морально-нравственных начал в этой сфере.
Социальный – общественный, относящийся к жизни людей и их отношениям в обществе.
На успех дела серьезно могут влиять организаторы. Раньше это были секретари райкомов и обкомов партии, советские, административные работники. Сегодня – административные структуры, должностные лица, чиновники. Оказывает свое влияние – как положительное, так и отрицательное – и рыночная конъюнктура.
Бесспорно, основой отношений остается сложившаяся действующая социально-экономическая система, которую обслуживает надстройка, а в ней – должностные лица, чиновники.
Между тем очень часто активно влияет не сама должность, а тот, кто ее занимает. Будет ли это профессионал, интеллигентный, порядочный человек, активный работник или амбициозный субъект, честолюбец, да еще и слабый специалист. Руководитель любого ранга, если он болезненный эгоист, принесет много бед и коллективу, и делу. Чего хорошего можно ожидать от индифферентного, равнодушного руководителя и особенно от карьериста, проходимца, да еще если он садист по характеру, психическому складу. Руководитель должен быть профессионалом в своей области, умелым организатором, аналитиком, не удовлетворяться достигнутым, всегда находиться в поиске. Особенно важно это для научно-исследовательского учреждения. Руководитель в науке – это активный экспериментатор, хорошо знающий теорию и практику, отменный организатор исследований, умеющий внедрять их результаты в практику. Но он должен и уметь постоять за честь коллектива, быть принципиальным и гуманным, обязательным, ответственным.
СибНИИ кормов. Фото Сергея ПЕРМИНА
Особую значимость имеют острые чрезвычайные социальные явления, возникающие в коллективах. Например, события с 7 марта по 2 апреля 90-го года в СибНИИ кормов, негативная роль здесь председателя СО РАСХН П. Л. Гончарова создали тяжелую обстановку. Фактически здесь был грубо спровоцированный вышестоящими должностными лицами экстремизм «горбачевского» типа против директора.
К сожалению, самоуправство отдельных должностных лиц часто остается безнаказанным. Думается, что нужно законодательно закрепить положение, согласно которому при уходе руководитель был бы обязан отчитываться перед коллективом и вышестоящей инстанцией с записью в трудовую книжку: «как работал, почему ушел?..»
Нередко первые лица райкомов и обкомов были слабо подготовлены и теоретически, и практически. Прохоровы, горячевы, яковлевы, получив ответственные должности, демонстрировали обостренное самомнение, безграничную амбициозность, доходили до садизма, злоупотребляли служебным положением, интриговали. «Ты не с нами – значит против нас» – вот их кредо. Так они спекулировали доверием честных и порядочных людей, строя свою карьеру в ущерб общему делу.
Но есть и другие примеры. Хорошо известны социально-экономические достижения АО «Ирмень». И в этом заслуга коллектива хозяйства и руководителя Юрия Федоровича Бугакова. Он постоянно в поиске, старается выявить и внедрить новые эффективные приемы, технологии, более совершенную организацию производства.
Возглавлять коллектив, производство, научное учреждение – это не только честь, но и величайшая ответственность за порученное дело, за перспективу – технологическую, экономическую и социальную.
Книга Ивана Яковлевича Овчаренко, как сказано в аннотации к ней, «написана в своеобразном жанре». Воспоминания автора охватывают период с 30-х по 90-е годы. Здесь идет речь и о проблемах сельского хозяйства, особенно о внедрении хозрасчета, и о социальных вопросах. «На конкретных примерах показаны возможности науки и производства, руководителя и специалиста, коллектива предприятия». Рецензент замечает: «книга И. Овчаренко в некоторых местах написана остро, в критическом направлении, читатель, конечно, вправе соглашаться или нет с теми или иными его оценками». Мы разделяем эту позицию и предлагаем нашим читателям познакомиться с разделом «Управление наукой» из пятой главы книги, которая называется «Хозрасчет и наука».
На опытных полях института
Не нашел смелости сказать, что он главный организатор опричнины против Овчаренко, продолжающейся с 1979 года, что партократ И. Яковлев – только главный опричник в последние 13 месяцев, что все присутствующие оказались заложниками по его личной вине.
В кармане у меня лежал бюллетень, наплывал очередной, третий инфаркт миокарда. Собрание продолжалось несколько часов, но сердечные приступы не отступали. Уже сбился со счета, сколько таблеток нитроглицерина положил под язык. А боли в груди нарастали…
Бенц определил счетчиков из тех, кто против директора. Когда проголосовали, объявил: за Овчаренко – 17, против – 18. Когда собрание закончилось, ко мне подошел инструктор обкома партии и сказал: «Иван Яковлевич, как работал, так и работай. Сегодня подобные экстремистские выпады – довольно частое явление, и не только в нашей области». Но не подошел Гончаров, не пригласил к себе на завтра-послезавтра на беседу любого содержания…
В итоге я оказался в областной больнице. Низкий поклон профессору Григорию Андреевичу Моргунову, заведующему кафедрой мединститута. Он меня выходил. Приезжал в больницу и Ю.Ф. Бугаков – его приезд был для меня половиной исцеления. Домой я вернулся через 42 дня. В это время Гончаров, не пригласив меня для разговора, провел избрание директором института В. Бенца.
В июле ко мне обратился представитель обкома профсоюзов: нет ли у меня претензий к Гончарову и коллективу института. Сказал, что я могу опротестовать действия академика Гончарова через суд. Я ответил: «К коллективу у меня претензий нет, а с Гончаровым судиться не могу, здоровье не позволяет».
Я снова подал заявление Гончарову перевести в должность ведущего научного сотрудника с выходом на работу после улучшения состояния здоровья. Приказ опять подписал А. Вершинин, а не Гончаров. С 1 августа 1990 года я оформился на пенсию, а через год Гончаров решился наконец позвонить мне домой и сказал, что предлагает мне должность начальника научного отдела по проблемам экономики при президиуме СО ВАСХНИЛ.
– Завтра зайди к Вершинину, я буду в Карасуке. Оформляй заявление, но имей в виду, что с нового года будет сокращение этой должности, а может быть, и не будет.
У Вершинина я в присутствии нескольких работников президиума сказал: «Сколько можно издеваться. В сентябре предлагают работу, а в январе уволят по сокращению штатов? А всем скажет, что и тут не справился, пришлось увольнять».
Вершинин: «Не он создает этот отдел, а я – первый заместитель, по согласованию с ним и Москвой. Ни о каком сокращении этого отдела не может быть и речи. Как он мог это тебе сказать? Когда же будет конец?! Иван Яковлевич, решай сам».
Через два-три дня снова звонит на квартиру Гончаров (раззвонился…):
– Как решили с Вершининым?
Я ответил: «Не знаю, как вы решаете, а я буду писать дома книгу за счет пенсии». Он посмеялся. Я положил трубку. И только через шесть лет, дописав книгу, я пришел в институт кормов с заявлением принять на полставки на должность главного научного сотрудника с учетом приказа по Сибирскому отделению, подписанного А. Вершининым. Через три дня директор Н.И. Кашеваров подписал соответствующий приказ.
В коллективе меня встретили хорошо. Правда, за шесть лет он сократился почти в три раза – в институте осталось сто человек, в том числе семь докторов наук. Те, кто чувствовал моральную вину, смущались. Не хотели со мной встречаться лишь два человека… Вскоре многие говорили, что Овчаренко будто никуда и не уходил. У меня было достаточно времени, чтобы проанализировать и оценить – кто они: эти прохоровы, горячевы, гончаровы? Тип этих работников в целом понятен, но Гончаров – академик! Отложил свою исследовательскую работу по селекции трав на второй план, занялся интригами, шельмованием коллег по науке. Вытолкнул в конце 80-х из Краснообска академиков В. Кирюхина, Н. Краснощекова, директора и организатора физико-технического института И. Бухтиярова и других…
Зачем академику такое «творческое» управление в науке? Ответ, оценку оставим за наукой и читателем.
Как, кстати, можно понять того же моего «оппонента» М. Константинова? После моего возвращения на работу в институт в октябре 1996 года в присутствии почти всех заведующих лабораториями, директора института Н. И. Кашеварова заявил, что пик творческих работ в институте кормов, пик наибольшей эффективности внедренческих работ был достигнут под руководством директора Овчаренко. Эту оценку никто не поставил под сомнение, наоборот, сотрудники ее поддержали. Конечно, за такие положительные высказывания в мой адрес, хотя и с задержкой на шесть лет, я был весьма признателен.
О В.А. Бенце. Как показали результаты его деятельности, к руководству институтом он был не готов. В итоге Виктор Александрович попросил у Гончарова освободить его от директорства. Последний хорошо отблагодарил за «заслуги» и тихо отпустил…
М.Д. Константинов сначала от Гончарова ничего не получил. Но затем после двух-трех представлений получил звание «Заслуженный деятель науки и техники РФ».
Партократ И. Яковлев после роспуска партийных организаций увлекся торгово-кооперативным делом, как и многие другие «бывшие». В последнее время дополнительно получил должность помощника председателя президиума СО РАСХН.
Большая часть сотрудников, которая поверила в партийно-административное руководство СО ВАСХНИЛ, в лучшую жизнь на перспективу, оказалась обманутой.
О Гончарове. В конце января 1998 года, когда возвращались с юбилея Ю.Ф. Бугакова, он похвастался, что скоро очередное, «уже девятнадцатое годичное собрание и научная сессия Сибирского отделения, которые он будет проводить». Я ему ответил, что лучше бы создал за эти девятнадцать лет два хороших сорта трав: с высокой урожайностью – люцерну, которая бы заняла поля низкоурожайных многолетних трав Сибири. Он не смолчал и вроде бы возразил: «В Кемеровской области есть сорта». Бесплодный разговор продолжать не стал: «Сорта-то, может быть, и есть, но вся беда в том, что нет значительных площадей с высокой урожайностью. А они в Сибири должны быть!»
Многолетние травы занимают треть, а иногда и более половины кормовой площади в Сибири, но дают с гектара кормовых единиц в два раза меньше, чем зернофуражные или силосные. Однако председатель президиума Сибирского отделения не обращает на это внимания. Вот и «управление в науке», вот и «эффективность» в НТП.
Основатели Сибирского отделения ВАСХНИЛ-РАСХН далеко не случайно создали непосредственно в Краснообске десяток институтов – по всем главным направлениям развития агропромышленного комплекса. Но, к сожалению, нельзя назвать глубокие комплексные исследования, которые были тесно увязаны между этими институтами и результаты которых были бы внедрены в большинство хозяйств хотя бы Новосибирской области. Это одна из причин того, что опытно-производственные хозяйства в Сибири в 90-х годах ведут производство с низкой рентабельностью: две трети ОПХ убыточны…
До сих пор президиум Сибирского отделения не имеет (поблизости) ОПХ для организации показа рядовым хозяйствам приемов и эффективных технологий интенсификации сельскохозяйственного производства. Почему бы не возглавить это ОПХ президиуму, Гончарову с институтом экономики, почему бы не сделать, чтобы каждый институт Краснообска показывал здесь свои эффективные технологии. Это опытное хозяйство должно объяснять, что необходимо делать на практике в условиях рыночных отношений, то есть систему ведения сельского хозяйства нужно показывать не только на бумаге!
Исследования и разработка технологий должны идти на уровне современных требований. Ведь не случайно же в университетах США каждый второй профессор по сельхознаукам занимается практическим внедрением своих разработок в сельское производство.
Чтобы судить, оценивать работу, конечно, нужно учитывать социально-экономические и политические реалии, ситуацию в стране и в регионе, на предприятии. Очень многое зависит от самого человека: от его воспитания, характера, психики, культуры, интеллигентности, опыта. И, разумеется, от его духовности, гуманности, человечности и порядочности. Последнее особенно необходимо в наши дни.
Книга Ивана Яковлевича Овчаренко, как сказано в аннотации к ней, «написана в своеобразном жанре». Воспоминания автора охватывают период с 30-х по 90-е годы. Здесь идет речь и о проблемах сельского хозяйства, особенно о внедрении хозрасчета, и о социальных вопросах. «На конкретных примерах показаны возможности науки и производства, руководителя и специалиста, коллектива предприятия». Рецензент замечает: «Книга И. Овчаренко в некоторых местах написана остро, в критическом направлении, читатель, конечно, вправе соглашаться или нет с теми или иными его оценками». Мы разделяем эту позицию и предлагаем нашим читателям познакомиться с разделом «Управление наукой» из пятой главы книги, которая называется «Хозрасчет и наука».
Строится агрогородок «Большевик»
После этого позорного случая Гончаров меня на президиуме не задевал, но и не спешил встречаться со мной. Как-то мы все таки оказались вдвоем в его кабинете, поговорили, и он тихо сказал: «Опыт у нас с тобой разный, разве мне сравняться с тобой?» «Не опыт, а совесть у нас с тобой разная», – подумал я.
На одной из сессий ВАСХНИЛ я подошел к инструктору ЦК Бобенко, которым меня пугал Гончаров. он спросил: «Как самочувствие?» Ответил: «Паршивое. Слабо стали помогать таблетки. Наплывает, видимо, второй инфаркт. После ваших с Гончаровым атак с ума сойдешь». Спросил также: «Неужели приехал бы снимать меня?» «Да, приехал бы». Как-то зашел к Каштанову, который уже начал работать вице-президентом ВАСХНИЛ, и задал вопрос: «Почему и за что вы хотели снять меня с должности директора института?». Каштанов не смутился, прошелся по кабинету и произнес: «Пути человеческие неисповедимы» – и добавил: «Обвел он меня, ластился, ластился…» Больше мы к этому вопросу не возвращались.
Прилетел из Москвы домой и слег в больницу. Снова к Людмиле Ефимовне Оберемченко, заведующей отделением нашей краснообской больницы. «Да, второй инфаркт миокарда, но уже не на задней, а на передней стенке сердца», – сказала она. За сорок дней меня выходили, и через два месяца я снова появился в институте.
Вот ведь в самом деле как. Если бы этот деятель-чиновник первый раз ударил бы меня ножом в сердце сзади и я оказался жив, то ему грозила бы тюрьма, а второй раз ударил бы ножом спереди – тоже подранил сердце, и я бы снова остался жив – ему было бы второй раз длительное заключение строгого режима. А тут, когда бьет в сердце, и с такими же последствиями, если не более мучительными, никакой тюрьмы. «Как с гуся вода». И радуется. А чему?! Даже ни разу не позвонил и после больницы снова не спросил о здоровье человека, от него же пострадавшего, непосредственного подчиненного.
Несколько слов об академике В. Боеве. Когда я обратился к нему по вопросу о моей защите, он дипломатично, «по-братски» отклонил мою просьбу, так как ему «мешает шельма»… Я сначала не понял, что это такое… И снова обращаюсь: «Вы же, Василий Романович, – председатель спецсовета, академик!»
– Не могу, он шельма, – прошептал Боев.
Зная, что Боев вот-вот уйдет из спецсовета, просил сделать последнее замечание по существу моей диссертации. Боев: «Первая глава – теоретическая, у тебя маловата – 35 страниц, а нужно не менее 50». Я замечание учел, внес правки. Он прочитал, сделал несколько стилистических замечаний и устно добавил: «Это тебе всего на два часа работы». Вроде бы поддержал, но поддержка оказалась игрой, ведь пришлось перепечатывать всю диссертацию. Забегая вперед, скажу, что на всероссийской научно-практической конференции в Краснообске в 1998 году академик Боев выступал как первый содокладчик. Как всегда, Василий Романович продемонстрировал себя с трибуны и перечислил актуальные проблемы. Но практику от академика взять было нечего. Выступал он и в АО «Ирмень». На следующий день я спросил Юрия Федоровича Бугакова: «Что он, как ученый, дал для тебя полезного, что из его многочисленных выступлений ты взял для размышления или внедрил в хозяйстве?» Он подумал и ответил: «Ничего».
Возвратимся к анонимкам и анонимщикам. Новосибирская районная прокуратура после сличения нескольких почерков научных сотрудников института нашла идентичный почерк, установила анонимщика. Последним оказался замдиректора института кормов по науке В.Ф. Косторный. Районный суд осудил его, присудил штраф, а райком КПСС исключил из партии. Но кто толкнул на это заместителя? Это осталось для многих «загадкой»…
Вроде бы все точки над i поставлены, и можно защищать диссертацию. В феврале 88-го успешно прошла предзащита, а в ноябре на спецсовете при СибНИИ экономики сельского хозяйства состоялась и защита. Итоги голосования: 12 – «за» и 1 – «против». Но позвонил ли после защиты хотя бы для проформы непосредственный начальник, поздравил ли с успешной защитой? Нет!
Забыл Петр Лазаревич о феномене ученого-практика – бывшего председателя колхоза…
Я работал над положениями о внутрихозяйственном расчете в институте, книга вышла в нашем издательстве, в первую очередь вручил ее Гончарову, но наше «положение» как в воду кануло. Ни разу председатель президиума о нем не вспомнил, не поставил на коллективное обсуждение эту архиважную тему, зная, что автор – рыночник-хозрасчетник с начала 60-х годов.
Зато немало времени посвятили кампаниям по избранию делегатов на XIX партконференцию, а затем и депутатов СССР. В депутаты ВАСХНИЛ получил квоту – десять мандатов. (Как известно, часть народных депутатов тогда избирались не всенародным голосованием, а от организаций. – Ред.) На Сибирское отделение – одно место. В Москве остановились не на Гончарове, а на его первом заместителе – академике Н. Краснощекове. Собрание Института кормов поручило мне от имени коллектива проголосовать за Краснощекова на выборах депутата сессией ВАСХНИЛ в Москве. Я добросовестно исполнил поручение коллектива, но до этого секретарь парткома СО ВАСХНИЛ И. Яковлев почти два часа требовал от меня переделать решение собрания коллектива или повторить собрание, на котором отказаться от поездки на сессию ВАСХНИЛ в пользу члена парткома института доктора наук М.Д. Константинова. Я тогда терпеливо объяснил Яковлеву, что делать этого не собираюсь и ему не советую заниматься такими делами. Был вынужден сказать, что его действия напоминают то, что происходило в 1937-м. На что этот партократ заявил: «Значит, ты не за нас, а против нас. Мы тебе этого не простим».
В начале октября 1989 года состоялось партсобрание института. На нем выступил член нашего партбюро в присутствии секретаря парткома И. Яковлева. У них получалось так, что все слабые места в идеологической работе связаны с деятельностью директора, который все перевернул на хозрасчетный (рыночный. – Ред.) путь… Но коммунисты их не поддержали. Особое рвение партократ Яковлев проявил в подготовке отчетно-выборного партийного собрания. Вызывал научных сотрудников, у которых слабо шли их дела или были задеты их амбиции. Однако тайное голосование почти не изменило ситуацию: из сорока голосовавших против директора оказалось лишь семь человек. Снова номер не удался…
Но все-таки Яковлеву с экстремистами удалось внести некий раскол и сомнения в хозрасчетном деле. Этому особенно способствовал член парткома М. Константинов, заведующий лабораторией кормопроизводства на солонцовых землях Барабы. Для него задания секретаря парткома стали приоритетными. А вот на стационарных лабораторных опытах в совхозах «Козловский» и «Маяк» он стал редким посетителем (один-два раза за все лето, и то после жестких напоминаний директора института). Вроде бы после собрания все должны были успокоиться, но «обиженных» все больше и больше подогревали из парткома. А член парткома П. Гончаров начал в своем кабинете принимать группы недовольных из института кормов. Всегда приглашал И. Яковлева, но не приглашал директора института кормов. Работники президиума после каждого такого «приема» сообщали: «Сегодня снова была у Петра Лазаревича ваша делегация…»
Через несколько недель, 7 марта 1990 года, за пять минут до встречи в конференц-зале с женщинами по случаю 8 Марта входят в кабинет человек десять сотрудников во главе с М. Константиновым. Садятся за стол, а мне вручают текст – «Открытое письмо» за подписью 23 сотрудников института. Я посмотрел содержание: «…Долой директора из института!». Подписали письмо те, кто не хотел активизировать работу в хозяйствах по внедрению хозрасчета. Положил на стол письмо и предложил идти в конференц-зал. В ответ: «Нет! Отвечай, когда уйдешь?» – потребовал И. Клепиков. Отвечаю: «После 8 марта напишу заявление Гончарову».
Звоню Гончарову. Из приемной ответили, что он сегодня ушел на бюллетень. Несу заявление на имя Гончарова первому заместителю А. Вершинину. Он позвонил Гончарову на квартиру, разговор был недолгим. Положив трубку телефона, Вершинин произнес: «Успокойся, заявление возьми обратно себе на память. С секретарем парткома И. Яковлевым я разберусь, а Константинов должен работать не в парткоме, а на полевых стационарах Барабы и внедрять свои разработки в производство на принципах хозрасчета…»
В понедельник, 11 марта, на очередной планерке института выступил Константинов. Его поддержали двое из группы. Выступающие осудили действия группы протестантов. Некоторые говорили о том, что эта группа принуждает сотрудников подписывать «письма». Мне пришлось заметить, когда выступал Константинов, что «в спровоцированном инциденте не он является главной руководящей фигурой». После планерки группа активизировала свои действия, продолжая собирать подписи под очередным «письмом». В итоге в течение марта число подписантов увеличилось с 23 до 73 (это одна четверть коллектива).
Константинов понес письмо в областную газету «Советская Сибирь», но там им дали от ворот поворот.
2 апреля звоню в кабинет Гончарову и спрашиваю: «До собрания хочу зайти к вам». Перед собранием снова напрашиваюсь на встречу. Он на собрание опаздывает.
Председатель партийного собрания В.А. Бенц поочередно предоставлял слово то одной, то другой стороне. Он хорошо знал расстановку сил. В конце собрания, выступая, он сказал, что в такой обстановке, когда часть заведующих против директора, «вам следует уходить». Я окончательно понял, что он добросовестно выполняет «партийное поручение».
Старейший член партии, пенсионер, кандидат наук П.П. Парамонов в ходе собрания спросил: «Петр Лазаревич, а вы собираетесь сегодня выступать?». Он ответил: «Нет, я пришел слушать». Я подумал: «Хорошо устроился академик». Затем выступил кандидат наук П.А. Стецура: «Константинов считает меня своим аспирантом, другом. Но я не могу быть с ним единомышленником. В лаборатории не бывает или бывает очень редко в летний период. При выпивке хвастается, что выдворит Овчаренко, займет его директорское место, а затем так же поступит и с «тулунским медведем» – академиком Гончаровым – и станет президентом Сибирского отделения». Гончаров не выдержал такого неожиданного оборота, крякнул и даже перешел с середины ряда к окну…
Книга Ивана Яковлевича Овчаренко, как сказано в аннотации к ней, «написана в своеобразном жанре». Воспоминания автора охватывают период с 30-х по 90-е годы. Здесь идет речь и о проблемах сельского хозяйства, особенно о внедрении хозрасчета, и о социальных вопросах. «На конкретных примерах показаны возможности науки и производства, руководителя и специалиста, коллектива предприятия.» Рецензент замечает: «Книга И. Овчаренко в некоторых местах написана остро, в критическом направлении, читатель, конечно, вправе соглашаться или нет с теми или иными его оценками». Мы разделяем эту позицию и предлагаем нашим читателям познакомиться с разделом «Управление наукой» из пятой главы книги, которая называется «Хозрасчет и наука».
Колхоз «Большевик». 30 июня 1969 года. Ю. Бугаков, И. Овчаренко, А. Зверев, председатель облисполкома; Ф. Горячев, первый секретарь обкома КПСС; Н. Соруков, секретарь обкома по сельскому хозяйству, и А. Косыгин, председатель Совета Министров СССР
Для человека, занимающегося управлением производства в сельском хозяйстве, было удивительно встретиться с неприятными явлениями соперничества, взаимного унижения на высоком должностном уровне, подавления своих коллег в храме науки, научной среде, где все должны находиться в творческом поиске. Такие отношения бывают на производстве, и там они влияют отрицательно. Но в производстве это происходит, как правило, по вине невежд или проходимцев. Последние часто больны амбициозностью и становятся таковыми по причине невежества в той области, которой им доверено заниматься.
Но какое может быть невежество в науке! Среди докторов наук и академиков?!..
Однако и здесь оно нередко имеет место. Виной тому недостаточная воспитанность и духовность, а также неглубокий профессионализм.
При академике Синягине на заседаниях президиума Сибирского отделения сельхозакадемии можно было услышать и критические замечания, дискуссии. Ведь в споре рождается истина! Но при этом сохранялись корректность и интеллигентность. И.И. Синягин не допускал злоупотребления властью и должностного давления, унижающего человеческое достоинство и мешающего творческим поискам.
В моей научной судьбе в 70-е годы Ираклий Иванович сыграл особую роль. Первая наша встреча состоялась в 1971 году в колхозе «Большевик» Ордынского района. Во время долгой беседы я обнаружил в собеседнике не только человеческую простоту и задушевность, но и глубокие познания и в теории, и в практике. Он свободно говорил о самых сложных проблемах как в масштабах страны, так и одного хозяйства. Мог долго и внимательно слушать собеседника, подталкивая и увлекая его на размышления, подвигая к анализу сложных ситуаций.
Особенно его волновали проблемы хозяйственного расчета, рентабельности производства. В итоге он заключил: «Хозрасчет, интенсификация производства -это ваша докторская диссертация. – Сделав паузу, как бы размышляя про себя, добавил: «Ее защиту нужно ускорить, она нужна не только вам, а больше – науке, производству».
Будучи начальником областного управления сельского хозяйства, я много раз встречался с Ираклием Ивановичем по самым разным вопросам, больше – по внедрению разработок науки в производство.
В 1974 году ожидалось объединение Министерства совхозов и Министерства сельского хозяйства. Я засобирался уходить, и первый секретарь обкома Федор Горячев сказал мне: «Не хочешь работать начальником областного управления сельского хозяйства, иди в Сибирское отделение ВАСХНИЛ». Через несколько дней я оказался в кабинете академика Синягина. Он показал мне проект приказа о назначении меня заместителем директора по научной работе в СибНИИ кормов. Я поблагодарил за доверие, сказал, что мне ближе институт экономики, что моя стихия – производственные отношения, ценообразование, закон стоимости…
Ираклий Иванович спокойно, внимательно выслушал, а потом стал перечислять мои выступления и доклады на заседаниях бюро, пленумах обкома партии, научно-практических конференциях. Сказал, что всегда я говорил о кормопроизводстве. Потом добавил, что институт экономики никуда от меня не уйдет, что защищать докторскую буду там. Так я оказался в институте кормов.
В июле 1977 года Ираклий Иванович подписал приказ о возложении на меня исполнения обязанностей директора Сибирского НИИ кормов. А где-то через год с небольшим он ушел из жизни. И часто, особенно в 80-е, я вспоминал этого человека: «Жаль, что нет рядом академика Синягина».
Я выполнил его пожелание и представил в спецсовет диссертацию «Основные направления повышения экономической эффективности интенсификации кормопроизводства в Западной Сибири» на соискание ученой степени доктора экономических наук.
На смену Синягину пришел А.Н. Каштанов. Он работал председателем президиума Сибирского отделения более года. Стал академиком, а затем ушел работать в сельхозотдел ЦК КПСС. Ушел грамотный, корректный работник. Лично я сожалел: мне с ним работалось споро. Он активно интересовался делами института кормов, часто бывал у нас, помогал. Старался подсказать, что и как улучшить в плане исследовательской и внедренческой работы.
Ему на смену пришел академик Петр Лазаревич Гончаров, доктор наук, специалист по селекции многолетних трав. Мне, казалось, снова повезло с непосредственным руководителем: председатель президиума – кормовик. Между тем на практике все положительное в нашем институте вызывало у него раздражение или необоснованное замалчивание. А потом, как выяснилось, он перешел к шельмованию меня в разных инстанциях. Все это рано или поздно становилось известно.
Назначил меня исполняющим обязанности директора института академик Синягин, избран я был при академике Каштанове, а сдерживал утверждение в Министерстве сельского хозяйства академик Гончаров. Об этом говорил министр В.К. Месяц. Искренне поздравил меня президент ВАСХНИЛ академик П.П. Вавилов. Гончаров поздравить «забыл», и ночью я впервые узнал, что такое стенокардия.
Все-таки признали, хотя и с задержкой на два года, – казалось бы, и здоровье должно улучшаться. Ан нет, наступила депрессия, которая вылилась в этом же году в инфаркт миокарда. Пришлось на больничном пробыть около четырех месяцев. Гончаров ни разу не поинтересовался о моем здоровье, и вскоре на очередном заседании президиума я вновь услышал придирки председателя, в то время как был еще слаб. Один из моих коллег сказал тогда: «Он к тебе относится как патологический садист…». Об этом мне говорили многие.
В апреле 1980-го Гончаров предупредил, что я включен в план слушания на бюро обкома партии «за слабую работу». Так он меня предупреждал более восьми раз – я уже сбился со счету… И вот 17 июля 1982 года меня заслушивали на заседании бюро обкома. В заключительном слове первый секретарь А. Филатов сказал: «Мы отмечаем большую, широкую положительную внедренческую работу института». Гончаров тогда на бюро не пришел, «приболел».
За два года я Филатова не один раз спрашивал, когда же меня, наконец, будут слушать на бюро. Ответ был такой, что знают институт кормов по положительному опыту. Но ведь Гончарову и секретарю обкома по сельскому хозяйству В. Кошелеву нужен негатив. Задавали мне вопрос: «Что ты им сделал плохого?…»
После бюро я стал работать еще активнее. Полагал, что должен же Гончаров, наконец, одуматься после бюро. Не садист же он в самом деле?!
Проходит год, и он приглашает меня в свой кабинет, как всегда здоровается за руку, обязательно выходит из-за стола (провожает таким же манером). Обращается ко мне:
– Иван Яковлевич, что мне с тобой делать?
Я в ответ: «А что случилось?»
– Сразу два письма на тебя, что ты плохо справляешься с работой.
– Дайте мне почитать, – прошу Гончарова. Текст анонимки очень короткий, и читает он сам. Когда замолчал, я сказал: «Это же чепуха». Он посмотрел на меня, положил анонимку на стол и произнес: «Да, чепуха, конечно». Вытаскивает вторую анонимку, но уже не зачитывает, а пересказывает – наверное, боится, что я узнаю авторов…
В 1983 году я представил докторскую диссертацию в спецсовет при Сибирском НИИ экономики сельского хозяйства академику В. Боеву.
Время идет, а диссертация лежит в спецсовете. Спрашиваю, почему задерживается прохождение диссертации. Отвечают: «Анонимки». Издали по содержанию диссертации книгу. В мае 1984-го я принес книгу объемом 12 печатных листов и спросил: «Как с защитой?»
– Будешь защищаться, – сказал Василий Романович Боев.
Через некоторое время Гончаров приглашает меня в свой кабинет и вытаскивает из выдвижного ящика своего стола не очередную анонимку, а стандарт нитроглицерина и предлагает мне принять. Я сказал, что нитроглицерин уже несколько лет всегда у меня в кармане.
Он, пританцовывая с нитроглицерином, положил мне на стол чистый лист бумаги и говорит: «Пиши заявление об уходе с должности директора института по собственному желанию, замучали анонимки, в которых требуют, чтобы ты ушел из института». Я ответил, что анонимки мне знакомы, что все анонимные письма написаны одной рукой. Что факты искажаются, что «из мухи делают слона» и что все это Гончарову известно…
– Ну, одним почерком или не одним, нужно делать экспертизу, а мне, Гончарову, приходится за каждую анонимку отчитываться в сельхозотделе ЦК КПСС, в ВАСХНИЛе, в «Правде» и других местах. Пиши заявление, или в понедельник прилетит инструктор сельхозотдела ЦК Бобенко и будет снимать тебя с работы.
Я отказался…
В субботу с утра появился в обкоме. В приемной сказали, что первый секретарь готовится к отлету в Москву. Через несколько часов появился Александр Павлович Филатов. Я к нему, он меня выслушал и говорит в приемную: «Найдите академика Гончарова для разговора по телефону». А мне сказал: «Гончаров длительное время внушает, что ты после инфаркта стал плохо работать, сам постоянно просишь его освободить тебя от работы директором по состоянию здоровья… Филатов говорит Гончарову по телефону: «У меня сидит Овчаренко, он весь наш разговор будет слышать. Ты почему ему угрожаешь каким-то инструктором Бобенко из ЦК, почему врал, что он тебя просил освободить от должности директора, ты зачем приводил ко мне товарища Е. на должность директора института кормов? Почему задерживаешь защиту докторской? В понедельник зайду в сельхозотдел ЦК и разберусь…» Гончаров между вопросами пытался сказать, что в ЦК ходить не нужно, что он все вопросы немедленно снимет. Не хочется все писать – то каким он был, как выглядел перед первым секретарем и передо мной. Александр Павлович, положив трубку, извинился, что, видимо, недосмотрел… Передоверился… И отпустил с напутствием: «Старайся по-прежнему активно работать».
Владимир КУЗМЕНКИН, 04.09.01, «Вечерний Новосибирск»
Главное – ответственность перед людьми!
На вопросы корреспондента «ВН» отвечает Иван Яковлевич Овчаренко, в 70-е годы руководивший аграрным комплексом области
Иван Овчаренко
Нынешней осенью отмечает свой юбилей один из известных представителей сельскохозяйственной науки, наш земляк Иван Яковлевич Овчаренко. Ему исполнится 75, а он по-прежнему в строю – работает главным научным сотрудником в НИИ кормов в системе СО РАСХН.
Биография у Ивана Яковлевича очень интересная. Родился он 5 октября 1926 года в селе Козиха Ордынского района. В годы Великой Отечественной войны добровольцем ушел в армию. После окончания школы переводчиков восточных языков четыре года прослужил в Китае недалеко от Порт-Артура. Девять лет отдал Вооруженным силам, а после резкого сокращения их численности был демобилизован, вернулся на родину. Здесь закончил педагогический институт и Высшую партийную школу.
В 1961 году был избран председателем колхоза «Большевик» – ныне это знаменитое АО «Ирмень». В короткий срок хозяйство стало одним из самых передовых в регионе.
В 70-е годы Иван Овчаренко работал начальником Новосибирского областного управления сельского хозяйства, старался активно внедрять хозрасчет. В течение тринадцати лет был директором Сибирского НИИ кормов.
Доктор экономических наук, заслуженный работник сельского хозяйства Российской Федерации. Награжден орденом Ленина и другими государственными наградами.
Иван Яковлевич автор более сотни научных работ. Его перу принадлежат несколько книг. «Вечерний Новосибирск» познакомит вас с отрывком из книги «Проблемы жизни», в которой автор рассказывает о том, как развивалось СО РАСХН, какие непростые отношения складывались между людьми, не все из которых оказались «на высоте» в отношениях со своим товарищем. Нам кажется, что этот материал будет интересен не только тем, что напомнит читателям наше недавнее прошлое, но и еще раз заставит задуматься о важности нравственных ориентиров в жизни общества.
1969 год. Июнь без дождей. Плюс 37 в тени. На полях колхоза «Большевик» председатель Новосибирского облисполкома Алексей Зверев, председатель колхоза Иван Овчаренко, председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин, секретарь обкома КПСС Николай Соруков и первый секретарь обкома Федор Горячев
А проблем у Сибирского отделения РАСХН сегодня более чем достаточно: одних долгов больше полутора миллиардов рублей… Отмечается резкое старение научных кадров. Зима – на носу, а коммунальные службы работают на пределе.
Мы опубликуем газетный вариант, несколько сокращенный и измененный по сравнению с текстом книги с согласия автора. А перед публикацией хотим вас с этим замечательным человеком познакомить поближе.
– Иван Яковлевич, говорят, что вы были главным сторонником внедрения хозрасчета в хозяйствах области.
– Сама идея не нова. Основные положения вы можете найти в трудах Ленина. А заинтересовался я этой проблемой еще в начале 50-х, когда служил военным переводчиком в Китае. Мне приходилось общаться с огромным количеством людей, вникать в их проблемы. И очень часто китайские товарищи спрашивали, как сделать так, чтобы из сельхозкооперативов не уходили люди.
Так что я на конкретном примере увидел, что означает материальная заинтересованность каждого работника и каждого предприятия. Понял, что если мы эту проблему не решим, то ни о какой эффективности говорить не приходится.
– А сейчас по-китайски говорить сможете?
– Хотя прошло несколько десятилетий, уверен, что договорюсь по любому вопросу с любым китайцем. Просто очень много приходилось работать – не за страх, а за совесть.
– В армию вы ушли добровольцем, но воевать не довелось?
– Я учился в авиационном техникуме, когда к нам в 1944 году приехал прославленный ас Александр Покрышкин. Конечно, все три тысячи студентов захотели стать летчиками. Покрышкину удалось добиться разрешения, чтобы с добровольцев сняли бронь. Однако война уже шла к концу, и пилотов было больше, чем самолетов… Чтобы попасть на фронт, предложили отправиться в Тюменское пехотное училище. Но повоевать мне так и не удалось, и пришлось переквалифицироваться в военные переводчики.
– И еще вопрос из истории – уже недавней: какие у вас остались воспоминания от встречи в Новосибирске с Леонидом Брежневым?
– Меня пригласили в кабинет к Федору Степановичу Горячеву. Вместе с ним по одну сторону стола сидели члены бюро обкома, а нас – представителей сельского хозяйства – Генеральный секретарь посадил рядом с собой, объяснив: все правильно – мы должны друг друга видеть. Но я приехал за хлебом, а хлеб у вас. Поэтому садитесь со мной.
Помню, что Горячев просил метро, а Зверев – автомашины для уборки. В отношении техники скажу, что Брежнев прекрасно знал ситуацию и говорил со знанием дела. Относительно метро он Горячеву заметил, что, мол, только что Харьков «зарубили». А потом появилось постановление о выделении средств на строительство Новосибирского метрополитена.
В общем, Брежнев начала 70-х запомнился мне как человек энергичный и деловой.
– Теперь о делах сегодняшних. Ваше мнение о работе команды губернатора в аграрном комплексе.
Два директора А. Конаков и И. Овчаренко в поле ОПХ «Посевное». Фото Сергея ПЕРМИНА
– Вроде бы раньше Толоконский сельским хозяйством не занимался. Но вот уже районы по нескольку раз объехал. И не только объехал, а со знанием дела разбирался. Это чувствуется. Поскольку принимаются грамотные решения. Многие вопросы никто так, как Толоконский, до сих пор не ставил.
Я ему, кстати, две свои книги подарил, и меня радует, что многое, о чем я писал, сегодня претворяется в жизнь. Думаю, что при дальнейшей интенсификации труда в кормопроизводстве и животноводстве еще в течение 5-6 лет можно увеличить продуктивность и производительность труда в полтора-два раза.
– Многое в этом смысле зависит и от сельхознауки.
– В науке, как и в жизни, нужно уступать дорогу молодым. Причем делать это нужно вовремя. Я думаю, что мы приняли совершенно правильный закон о том, что кандидат наук может занимать административно-научные должности до 65 лет, а доктор – до 70. Закон этот никто не отменял, и его надо выполнять. Петру Лазаревичу Гончарову, возглавляющему Сибирское отделение РАСХН, уже 73, а он все продолжает руководить. Инициатива уже не та, что раньше, да, честно говоря, высокой оценки его деятельности я бы никогда не дал. Может быть, она тянет на такое определение: «чуть выше средней».
Но, согласитесь, разве можно возглавлять науку, исходя из принципа – чуть выше среднего?!
– Ваша судьба складывалась непросто, в том числе и в науке. Пришлось пройти через нелегкие испытания. Какой главный вывод вы из них вынесли?
– Нужно чувствовать ответственность перед людьми! Почему я пошел в свое время в начальники областного управления сельского хозяйства? Не потому, что хотел жить в Новосибирске и все сделал в колхозе «Большевик». Я так и объяснял Горячеву, что готов перейти на новую работу, если, во-первых, вместо меня останется человек, работавший рядом со мной (новым руководителем тогда стал Юрий Федорович Бугаков), а во-вторых, я должен иметь возможность развивать хозрасчет в хозяйствах области.
Если тебе доверяют – ты должен это доверие оправдать. Я так поступал всегда: и когда был командиром отделения, и когда работал в Китае, и когда трудился в науке. Жаль, что такую позицию разделяют не все.
